Свадебные платья всегда были ей к лицу. На этот раз платье было нежно розового цвета.
Церемония бракосочетания близилась к завершению. Свекровь плакала – отдавала–то любимое чадо, теща радовалась и уже не удивлялась, но для камеры пустила слезу счастья. "А теперь муж может поцеловать жену…" Он нежно обнял и поцеловал невесту. Она была влюблена и счастлива. Уж в который раз… "Вот теперь я люблю тебя". А, может, - никого и никогда? Но каждый раз все было более чем просто серьезно, каждый раз бросалась в омут любви и страсти, как обреченный на краю пропасти. Теряла, находила. Опять теряла… Какой-то замкнутый круг. Выходишь замуж за одного, а просыпаешься с совершенно другим, можно сказать, чужим и незнакомым человеком. Жуткая история про оборотней.… А как будет сейчас? И зачем, скажите, думать об этом сейчас, в самый (?) важный день в жизни. Наслаждайся! Но мысли постоянно носились в голове хаотично и не всегда их можно контролировать.
Обмен кольцами, показательные поцелуи для друзей и родственников, и… желание поскорее покончить с формальностями и убежать. Убежать в теплую, уютную спальню, зажечь камин (камин был обязательным атрибутом брачной ночи, хотя никто из новоиспеченных мужей об этом, конечно же, не догадывался, самонадеянные мужики считали, что во всем хорошем являются первыми – глупая наивность) и остаться вдвоем до утра. Жутко не хотелось давать новому мужу уснуть, а вдруг этот тоже оборотень, и изменится утром. Но нервное напряжение тяжелого дня снято, и он с полным правом собственника крепко-крепко обнимает и уходит в объятия Морфея.

Почему же не спиться? Все ведь просто здорово. Вспоминается первая брачная ночь. Самая первая. Именно с того далекого времени начал зажигаться камин в брачные ночи. Тогда она еще верила в то, что это навсегда, была безумно влюблена и наивна. Горели свечи, камин, в воздухе пахло цветами и любовью, такой отчаянной и бесконечной, и, конечно же, шампанское в бокалах. Такой ночи больше никогда не было в жизни! Днем наступило солнечное затмение и несколько минут жаркий летний день пребывал во мраке. Красиво, очень красиво луна находила на солнце!... А ночью – сумасшедший ливень и гроза с громом, да так сильно, что казалось, что от дома, пропитанного любовью, ничего не останется. Им было очень хорошо, здорово вместе, он обнимал : "не пугайся, маленькая", а она верила. Было куча знаков, самых разных и Ёла, конечно же, решила, что это - навсегда.
С первой встречи Даниил был ей очень близок. Она - семнадцатилетняя девочка, не то, чтобы совсем глупая, но вся в мечтах о принце, а он чуть старше. Стандартная история – учились вместе. Да и познакомились стандартно, вместе прогуливали занятия. И в первую встречу, она потащила его в зоопарк (тогда еще надо было сдать в обезьянник!) Он смотрел своими красивыми оленьими глазищами (почему-то именно оленьими) и улыбался такой обезоруживающей детской улыбкой, что его хотелось защитить, приложить к груди и обязательно накормить молоком. Парным. И еще булку в зубы. Вот такой он был весь детский, наивный. Известный факт: «все бабы дуры», Ёла оказалась тоже… дурой. И клюнула на детство, беззащитность и наивность. Отношения развивались тоже как-то по-детски. Чисто и наивно. Белое платье и фата стали началом. «Мама, познакомься – это мой первый муж». Все немного посмеивались над «детской семьей». Она была как старшая сестра, ухаживала и лелеяла своего Данечку. Он упирался своей худосочной попкой, иногда оставлял синяки от острых коленок. Но… Это были не просто чувства, это было что-то взрывоопасное. Не тронь! Не дай Бог кому-то глянуть на оленьи глазища, ведь и бросится могла. Так защищала свое! Это было какое-то наваждение и бешенство! Не было ни одного спокойного дня, там было все: и сумасшедшая ревность, и любовь, где-то ненависть, и страсть, такая жгучая, что внизу живота было нестерпимо приятно и больно, когда он только дотрагивался до нее. И Данечка тоже мучился, изводился ревностью, любовью и страстью. Вот так все было серьезно, «по-взрослому». И мечтали о ребеночке, а лучше, о двух: мальчик и девочка. И каждый месяц – тест на беременность, в перерывах между ревностью, любовью и страстью… А потом вдруг резко все надоело. Ей надоело. Надоело изводиться и мучиться. И попка с коленками тоже надоела. Он надоел целиком! И полностью. Просто оказался, в самом деле, ребенком, к тому же совсем непослушным. Жестоким. А может, надоело быть мамкой и старшей сестрой?.. И очень радостно, что нет никаких детей и расстаться можно легко и быстро. Сначала из Данечки он превратился в Даню, потом – в Данила, а потом стал просто «козлом». Очень скоротечно… Частенько, еще, когда они еще жили вместе и все как будто было неплохо, Ёле было по-волчьи тоскливо, грустно и одиноко. Развели их очень быстро. «Детская семья» совсем по-взрослому закончилась. Истек срок годности. И не было никаких гарантийных талонов.

«Свято место пусто не бывает», и из не очень цепких ручек Дани, Ёлочка быстро и мирно перекочевала в сильные волосатые руки арабской национальности. Даня продолжал донимать своими чувствами и рассказами о том, что он измениться, повзрослеет и станет мужчиной всей ее жизни. Она была непреклонна.
Да хватит уже сопли жевать! Мы расстались и все. «По несчастью или счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места!» Это был такой небольшой принцип. А себе я не изменяю! Надо ж хоть кому-то или чему-то не изменять.
Он обещал убить, а она понимала совершенно отчетливо, что раз так, то повзрослеет он ой как нескоро. Руки арабской национальности звались романтическим именем Хабиб, что в переводе значило «любимый». Он был очень красивым. Чернющим и смуглющим. Тоже с большими карими глазами, похожими на оленьи. В который раз на одни и те же грабли! Ну что поделать, если Ёла, как оказалось, очень неравнодушна к сельскохозяйственным предметам. Опять была влюблена и опять счастлива, и думала, что все «всерьез и надолго» - цитировала самого Ленина! Хабиб совсем не пил. Это было как-то непривычно для местных жителей.
- Я нэ чэловек, - полугрустно говорил горячий парень
- Почему? – Ёле очень нравилось говорить с ним о чем угодно, он не всегда был интересным собеседником, но такой(!) акцент. Голос как будто бархатный и шершавый! На это и клюнула, после внешности.
- Потому, что я не пью. А у вас, кто нэ пьет, то нэ чэловек.
Они очень неплохо проводили время вместе. Гуляли и на хруст снега под ногами он радостно говорил «музика, музика!» И, конечно же, до свадьбы ни-ни.. Он немного попечалился, что не его она ждала всю жизнь, что не собиралась менять веру, но потом подумал и на очень ломаном русском (акцент очень резко проявлялся, когда он нервничал), предложил выйти замуж пусть и по-русским законам, клятвенно пообещав, что она будет единственной женой. Так как Ёла любила праздники, то согласилась. Русско-арабская свадьба удалась на славу! Они выбрали нежно зеленое платье - под цвет глаз - так захотел новый муж, раз уж не белое. И в образе царевны-лягушки они двинулись в новую жизнь. Наконец-то он добрался до тела!, когда пьяные - ее и трезвые - его гости наконец-то угомонились и разбрелись домам. Стандартно, она зажгла камин (как же без него?), а потом… Вот это да! Вот ведь дает! Она, как старший и более опытный товарищ в амурных делах, конечно, кое-чему его научила, а ему так понравилось! Хабиб при любом удобном случае бросался и его чернющие глазища горели чем-то невероятным. Блестели, как у сумасшедшего. Вот приучила-то! И все бы было ничего, если бы не настойчивые просьбы, плавно переходящие в требования о смене веры или хотя бы стиле одежды. Ёла прикрывала понемногу срамные места, а его все не устраивало «ох, какой кароткий юбка», «завяжи волоси, это ведь толко для меня». Глупый, я-то не собиралась терять армию поклонников! Поначалу это немного напрягало, но мы не боимся трудностей! А вообще он ей нравился. Очень. Такая яркая внешность. Она говорила:
- Он такой красивый! – восторженно. А подружка, немного с насмешкой, но по-доброму, по-свойски:
- Не знаю. По-моему, похож на жопу, - и так заразительно хохотала.
- Да, перестань ты. Ему так здорово в шапке. Так забавно…
- Да уж, в самом деле, что может быть забавнее жопы в шапке?! – и опять хохотала и просто невозможно было на нее злиться или обижаться. В самом деле, ну что же может быть забавнее?
А потом у него наступил великий пост – рамадан. Он перестал есть, перестал выполнять супружеский долг и общались тоже совсем чуть-чуть. Он перестал радовать ее своим акцентом, потому что ему тяжело видеть и не трогать, а трогать – грех! «Какой страшний грех!» и еще вспомнилась «жопа в шапке» и без смеха она уже больше не могла на него смотреть. И все. А все время смеяться тоже невозможно. Пошла в ЗАГС и подала заявление о разводе. Опять развели быстро. Очень удобно – все согласны, пара минут и ты опять свободна, как ветер! Он был «очен гордий!» и после развода не тревожил своими переживаниями и даже убивать на собирался. Это был еще один опыт. И не самый плохой.
Надеюсь, он найдет себе достойную, которая будет рожать каждый год, примет веру, будет соблюдать посты и… Да пусть, в самом деле, найдет себе кого-то! И Аллах ему в помощь!

«Что у меня нового? Да так, ничего особенного. Новая шапка, новые сапожки, новый муж…» Он - новый муж, завозился, может, приснилось что? Проснулся, удивленно глянул, как будто рядом должна лежать не Ёла, а кто-то другой, и начал трогать, трогать…Дотрогался… Он был очень нежным. Может, в это раз все получится? Одиночество было каким-то роком, что-ли. Она все время чувствовала себя непонятой и одинокой.
Пусть бы он не спал. Просто поболтал бы со мной, смотрел бы или хотя бы молчать об одном и том же. Было бы неплохо хотя бы молчать о чем-то общем.
- Чего ты грустишь, Ёлка? По-моему все хорошо. Ты не рада, что мы вместе? А?
- Что за глупости, конечно рада. Я так долго тебя ждала. Правда, ты ж и сам знаешь.
- Не верю. Я был бы первым мужем , а не третьим.
И в духе Екатерины II:
- Не хочешь быть третьим, будь последним!
- Если бы…
- Все в твоих руках.

Она в самом деле долго его ждала. Около десяти лет. Тогда ее накрыло первой любовью, такой, от которой чувствуешь себя взрослее, умнее, красивее. Он снился ночами. Он должен был стать первым и единственным. Когда-то давно она пригласила его к себе в гости. Просто так, потому что на улице было холодно. Они всю ночь пили чай, вино, ели бутерброды… танцевали… А он ее даже не поцеловал. Сама бы она на тот момент не решилась. Они познакомились на день Независимости. Так все и осталось – независимо. Они не зависели друг от друга, и их отношения тоже ни от чего не зависели. И поцелуем он должен был стать первым. С ним было безумно интересно. Он был старше. У него были большие руки с круглыми ногтями, она больше ни у кого не видела таких рук и ногтей. С тех пор она начала мечтать о нем, придумывать повод для случайных встреч, просто видеть и не дышать, просто слышать его голос и думать днями и ночами. Ведь с кусочком теплого воспоминания можно прожить неделю, даже месяц, а если уж совсем не повезет, то и два или три. Она не решалась, потому что тогда еще считала, что первый шаг должен обязательно исходить от мужчины,- тем более, что он старше!, а он – потому что ей было всего четырнадцать, она была совсем маленькая. «Ты че, тебе за нее дадут больше, чем она весит!» Весила она немного, да и росточка была небольшого. Он еще учился тогда: уезжал – приезжал, а она ждала, засматривалась на его окна, улыбалась им и передавала ему приветы через них. У него было прекрасное имя - Святослав. Свят… Слав… Он иногда захаживал к ней в гости, они чаевничали, кофеевничали, а через полгода он решился ее обнять. Точнее, приобнять, мелодично затягивая – подпевая «Я не забуду тебя никогда…» Вот и думай, просто так поет или что-то значит. Ёла, конечно, решила, что что-то значит. Полюбила песню. А это новый повод придумать для себя что-нибудь утешительно-романтичное! И она старалась, придумывала, верила, ждала… Но своеобразно...
«Да что ждала, по всей земле искала,
на перепутье четырех сторон,
а если раз другого приласкала,
то на мгновенье показалось – он…»
Он уехал на учебу, он не был ее парнем, женихом, и даже другом толком не был… «Ты не был ни Атлантом, ни героем, Ты был никем, и все-таки, ты был». А под дверью начали появляться цветы. По вечерам играли песни на гитаре… Появился молодой человек с серьезными перспективами на будущее. Он носил на руках, боготворил. Это был первый поцелуй. Он, поцелуй, был каким-то толстым, слюнявым, размашистым, наглым. Неужели все так печально? Молодой человек с перспективами продержался на плаву недолго, незаметно исчез. Не нравилось, как он чавкает, когда ест, раздражало, что он обязательно рассказывал, сколько денег он сэкономил, когда покупал ей цветы… Она его прогнала, а он плакал. Жалел. Но… Ведь есть он: Слав… Свят… Надо было ничего и не начинать, вот он уже и в гости не заходит, и «Сибирские морозы» не поет, и здоровается и-то как-то холодновато. «Зато теперь я умею целоваться, и тебя поцелую, если решусь, и даже терпеть эту мерзость буду. Ведь я очень тебя люблю. Очень. И буду любить всегда!» И через полтора года знакомства он решился и поцеловал ее. Это не входило ни в какие сравнения с тем слюнявым и мокрым поцелуем. Его губы были нежными, а язык мягким. Он не был ни навязчивым, ни наглым. Это было, как в кино, красиво и трогательно. Об этот бы написали так: «он целовал ее и ветер развевал ее красивые волосы». А он растерянно говорил: «Сильнейший ветер, сильнейший ветер!» и целовал еще раз. Как трогательно! А на самом деле у нее даже не хватило бы слов описать, как это было. Ноги подкашивались, становились какими-то ненастоящими, тело было легким-легким, а ноги все равно не могли его удержать, она просто влепилась в него, приросла. И, казалось, если он оторвет ее губы от своих, она просто умрет от кровоизлияния. От обильного, потому что оторваться было невозможно. И в душе полное вселенское наслаждение и счастье. Как я этого ждала! Как я об этом мечтала! Это были совсем детские и девичьи мечты.
А потом он уехал…
- Ёлка, я уезжаю. Там при институте мне предложили перспективную, хорошую работу. Я подумал и решил, что поеду. Так что…
- Ну удачи тебе, Славик. – а хотелось закричать «а как же я со своими мечтами и любовью?! Неужели я для тебя совсем ничего не значу?! Возьми меня я буду тебе женой, не хочешь женой, буду любовницей, или хотя бы сестрой. Возьми меня!!!» Ничего такого она, конечно же , не сказала. Она продолжала по-прежнему любить его и надеялась на чудо. Чуда не было. И потом она поняла, что он – ее любовь до гроба. А с этим можно жить, как живут без руки или ноги. Ко всему можно привыкнуть. Ко всему…
А потом она вышла замуж. Просто, потому что Свят… Слав… не звал. Приходил иногда, иногда целовались. Каждый раз это было для нее событием. Огромным и важным. Она по-прежнему любила его, но… появился Даня. Он был хорошим мальчиком. Она позволила себе отвлечься от него. От единственного и неповторимого. Позволила влюбиться ,- ведь любовь и влюбленность – это разные вещи. И вышла замуж. Хотелось серьезности, детей и чего-то вечного. Она верила, что Славика можно забыть. Но всегда помнила: и окна, и поцелуй «на ветру», и желтые глаза, и ногти круглые, и как он на руках носить умеет, и его плечи, и его голос… И как он целовал ее волося и говорил «какие у тебя волосы красивые!», и гладил их. Иногда получалось заглушать, тем более, что первый брак был очень неспокойным. А может надо было дождаться, пока он решиться и позовет ее с собой? Надо было просто сесть у окошка и ждать? Не есть, не спать, а просто ждать до боли в пальцах! Она бы ждала. Может, и вечность… Сначала бы похудела, стала прозрачной, а потом бы засохла. И, если бы он когда-нибудь решился вернуться и забрать ее, она бы рассыпалась, а он бы смел метелочкой, собрал все и положил в баночку и жил бы с этой баночкой. И, возможно, жалел бы, что не приехал раньше. Надо ли было его дождаться?

- Не надо ничего вспоминать. Мы вместе. Я тебя больше никуда не отпущу. Никуда-никуда.
-Славик, я тебя люблю. Знаешь, сколько лет я хочу от тебя ребенка?
И он принялся стараться, тело было горячим и влажным. Губы пересыхали, а душа переполнялась восторгом.
Неужели? Неужели ты теперь мой?! Сколько лет мы потеряли?! Как по-дурацки все было до тебя. Как я люблю тебя, я люблю каждую волосинку на твоем теле, каждую твою клеточку, каждую морщинку, каждый твой круглый ноготочек. Люблю тебя всего-всего. Так люблю, что даже не верю, что все происходит со мной. И говорить это тебе хочется постоянно. Но не стану. Ты вообще никогда не узнаешь всю глубину моей любви к тебе. Зачем тебе знать, что я полностью в твоих руках? Зачем?

Славик обнимал ее горячую и такую живую, такую родную, и думал, сколько же лет они потеряли. Каким он был дураком тогда…
Ему предложили отличное место. О том, что надо ехать и работать он понял сразу и принял решение. Он иногда был очень решительным. А как поступить с ней, с Ёлкой?
- Славик. Чего ты думаешь? В твоем возрасте – такая пруха! Тут и думать не надо, а действовать. И причем – быстро, пока не нашлось еще с десяток таких счастливчиков! – у него были очень разумные и рассудительные друзья. Хватали удачу за хвост, а быка – за рога.
- Проблема не в том, что ехать или не ехать. Проблема в Ёлке.
- Да причем тут она вообще. Не думай и не отвлекайся. Потом как-нибудь все наладится. И заберешь ее, если все еще будет надо.
- Я бы и сейчас забрал, но не хочется: общага с тараканами, квартиру – то пока не потяну.
Он никак не представлял, как же Ёлка сможет жить в «общаге с тараканами», стирать и варить еду на общей кухне. Его Ёлка – рыжая и зеленоглазая станет как баба общажная, грязная в засаленном халате, и искупаться будет негде, потому что воды горячей нет, а в тазике не наплескаешься. Брр!! Все ужасно.
Она и не поедет, я так думаю. Не поедет, наверное. Не поедет, я уверен. И не предложил. Не решился заставить ее поменять комфорт на непонятно что. И все–таки это ответственность. Хоть она и вполне вменяемая, но еще-то ребенок. Ребенок! И он уехал, а она не дождалась, пока он обустроиться и заберет ее. Потом появилась какая-то Таня-Маня, они пытались жить вместе, но и глаза у нее были тусклые и волосы не рыжие, и грудь не умещалась в его ладонь. Все было не так. Потом была еще кто-то и даже имени не вспомнишь, там тоже не складывалось, не склеивалось. Ну вот никак! Просто нужны были именно эти рыжие кудряшки, именно эти кошачьи глаза, именно она… Все остальные были то слишком большими, то слишком толстыми… Все не так…
Он прочно стоял на ногах, когда и попал на ее период междумужья. Сколько она собиралась холостяковать – неизвестно, поэтому пора. «Пора, красавица, проснись…» Красавица проснулась.
- Ёлка, выходи за меня замуж. Хватит уже.
- А зачем, Славик? Разве плохо так – никто никому ничего не должен. Ты ж, как ветер, то тут, то там. Захотел – появился, захотел – исчез. Все время так было. А тут придется – постоянно вместе. И есть вместе, и пить, и спать, и… - на самом деле хотелось тут же нарядиться в платье и много-много лет не отпускать от себя ни на минуточку, но сколько же ждала и просто не верилось, что дождалась. «Сибирские морозы» заслушала почти до дыр, сколько переплакала. Теперь боялась, что он опять передумает и сбежит. Но не будет же, в самом деле, тут же соглашаться? Не будет. Или будет?
Нет, она все–таки его заставит, он скажет и сделает то, что всегда отрицал:
- Потому, что я люблю тебя, Ёлка. И уже давно, – он же мужчина, и не будет рассказывать, а может, когда-то расскажет, о своих терзаниях и сомнениях. И еще о том, как неприятно, просто до боли в мозгах представлять ее маленькие ножки в чьих-то чужих руках. – Люблю я тебя. Вот. Выходи за меня замуж?

И она согласилась. Теперь они вместе и он никуда ее не отпустит. Никуда. Только надо справиться с ревностью, которая была просто помутнения рассудка, стучала в висках, заставляла делать глупости, кричать, делать ей больно, заставлять плакать от своего недоверия. Но что поделать? Как бороться? А вдруг она уже подыскивает себе следующего кандидата в мужья? Она ведь так любит праздники, свадебные платья… Надо как-то бороться с собой. Держать себя в руках. Это никак не получалось. И если она задерживалась хоть на секундочку, он кричал, топал ногами, бился головой, проверял, следил, рылся в карманах и телефоне. Вел себя просто по-идиотски. Понимал, что делает не так, но продолжал… И она ушла. Просто он однажды вернулся домой, а там пусто – ни вещей, ни косметики. Не было ничего, что напоминало бы о ней. Это было так страшно. Так страшно не было, когда приставляли нож к горлу. Так страшно не было никогда и ничего не могло сравниться с этой потерей. И, как назло, работы навалилось, просто труба. Ни поехать за ней, ни побежать. Это был самый сложный период в его жизни. Как она могла просто взять и уйти? Неужели он так мало значил? А может, наоборот, слишком много? И он опять выбрал работу, заботы, ушел с головой, зарылся, что б ни о чем не вспоминать и не думать.

Домой Ёла вернулась полностью опустошенная и высушенная. Может, дорога, а, может, такая большая и необъятная потеря? Как можно с ним жить? Как он может мне не верить? Неужели я ждала десять лет, чтобы сейчас с кем-то загулять? Замечена не была, все происходило только после свадьбы. И только с законными мужьями. А он был ее мужем. Любимым! Из всех. Самым – самым. Лучшим, любимым и единственным. Как жаль, что нет детей. Я бы теперь жила только для него, для нашего малыша. У меня бы был кто-то, кто бы напоминал о тебе ежедневно. Мой малыш был бы вылитый ты. Свят… Слав… Как я теперь без малыша и без тебя?! Как? Зачем ты меня обижаешь и унижаешь своей бестолковой и необъяснимой ревностью. Все же было хорошо, мы же были счастливы. По-сказочному. По-киношному. Счастливы. Ты все испортил! Я плакала, переживала, умоляла. Ты ничего не слышишь и не хочешь знать, потом извиняешься, а потом – все с начала. Мои бывшие мужья любили меня, и с ними было относительно спокойно, а с тобой все не так. Я люблю тебя так сильно и безответно. Все с начала. Вот и начало конца. Все. Никто бы этого не выдержал. Постоянно под прессом. И давит, давит… Вот и сейчас я полностью раздавленная. Все. Хватит! Надо учиться жить и дышать по-новому. Он был воздухом. Как же теперь дышать? Надо срочно покупать кислородную подушку! А, может, он позвонит, приедет? Я, наверное, опять все забуду и опять вернусь. Пусть позвонит!
«Позвони мне хотя бы сегодня,
ведь ты все-таки где-нибудь есть!
А я стала безродных безродней
и не слышу крылатую весть…»

Он не позвонил ни сегодня, ни завтра, и вообще не позвонил. Вообще… Жизнь продолжалась, хоть и очень печально. Вот и любовь до гроба. Она опять училась привыкать к ампутации. А АМПУТИРОВАЛИ очень важную часть. Его. Прорвемся! Попробуем! Научимся! И не такое переживали. И это переживем. Переживем! Только бы перестало болеть и кровоточить. Пусть перестанет. Пусть! Только не покидает тоска и щемящее одиночество…
Потом она подала на развод. Уж в который раз! В загсе все уже были, как родственники. «Ёлочка, когда следующий?» В очередной раз она была разведенной женщиной. Фамилию она никогда не меняла. Такое живенькое сочетание - Рыжая Ёла Аркадиевна, жалко было расставаться с фамилией. Всегда очень живая и очень настоящая, что так и хотелось проверить – потрогать, в самом ли деле может на свете жить такой энергичный, жизнерадостный человечек. Их развели, как всегда, без проблем и претензий друг к другу. «Стороны претензий друг к другу не имеют?» Это вопрос или утверждение? В ее случае это всегда было утверждением. «Стороны претензий друг к другу не имеют». Это утверждение… Какая разница, кто виноват? Всегда было просто расходиться – она уходила, точнее, выгоняла. Ее мужчины жили в ее доме. А теперь она ушла и не просто ушла – уехала – из его дома. А его дом был роднее и ближе своего. Просто они не могут быть вместе. Она его до сих пор любит. Он – ее нет. Все просто. Очень. Проще не бывает. Свят… Слав…